Две недели

Я глушил себя кофе, чаем и сигаретами. Я уже две недели не притрагивался к спиртному. Я сидел дома, почти безвылазно, как затворник. Я ничего не делал. Почти.Я просто сидел дома. Я встал с кровати, заварил чай и достал пачку «Честерфильда». Я долго раскуривал сигарету, которая явно не хотела тлеть и отдавать мне свой дым. Я плеснул горячей заварки в чашку и, достав корочку недельного хлеба, начал завтракать. Еды совсем не осталось. Я знаю, что это нездоровый образ жизни. Но это лучше того, что было две недели назад. Опять пьянствовали с кем-то вино. На утро я проснулся, и под действием депрессанта решил пожить изгоем. И я уже две недели взаперти. Никуда не выхожу. Только ночью. В магазин. Иду по двору и шуршу дряхлыми листьями на асфальте. Деньги совсем кончаются. Это плохо.

Я не чищу зубы. Мне нравится особый микроклимат, создаваемый во рту чаем и сигаретами. Без этого привкуса чувствую себ неуютно.

Вчера я решил, что нужно купить витаминов. Но аптеки ночью не работают. Почему? Надо срочно достать оскорбинку. Я люблю эти желтые кислые шарики. Такие приятные.

Я хотел посмотреть на себя в зеркало. Я открыл шкафчик, где оно должно было стоять. Оно было на месте. Оно стояло ко мне спиной. Я минуту смотрел на его матовую спину, а потом, ощупав лицо рукой, передумал. «Лучше не надо». Я уже две недели не брился. И я решил преодолеть в себе этот интерес. Я закрыл шкафчик.

За окном своевременно стемнело. Я подумал было выйти на улицу. Но доскрипев паркетом до места, где валялись мои ботинки, упал взглядом в кучу книг, валявшихся в углу, схватил одну и начал читать, опустившись на затертый годами поп стул. Книжка была интересная. Я выбрал два самых маленьких рассказа и скушал их. Я не люблю много читать. Я люблю читать медленно. А если медленно читать длинный роман или повесть, то это начинание никогда не обретет конца. Я же себя знаю. И поэтому я предпочитаю малые формы.

Хорошо, что я отключил телефон. Он беспрестанно звонил, просил Маш, Павлов Игнатьевичей и поликлинику. И мне это надоело. Я просто выдернул шнур из розетки и теперь аппарат как покойник лежит на тумбе. Мне его немного жалко. Но я его понимаю. Мы с ним в чем-то похожи. Я тоже две недели не работаю...

Потом я заснул. Ближе часам к шести утра я проснулся от того, что наверху разыгрался сосед-пианист. Играть он явно не умел, или умел, но очень давно. Он ходил по октавам вверх и вниз, наигрывал нехитрые мотивы (по десять минут один и тот же), пытался подбирать что-то попсово-знакомое, но потом хлопнул крышкой, и, покашливая, побрел, наверное, спать. Я опять заснул.

Утром меня разбудили звонки в дверь. Это пришла Саша. Она позвонилась в оба звонка, так как никогда не могла запомнить, который из них мой. Я открыл, и она сразу же начала ворчать и ругаться, что я долго открываю дверь, что я стал ни на кого не похож, и много ещё всего, но я не запомнил. Я ещё не успел напитьс чаю и оттого очень плохо соображал что к чему. Обрывки ночных галлюцинаций всё ещё смешивались у меня в голове с настоящим. Потом я заметил, что Саша сделала над собой каре и оттого стало выглядеть как-то старше.

Она поворчала ещё минут пять, разглядывая кучи книг по углам, кипы бумаг на всех возможных возвышениях в полу, нарисованные мной картинки и всякую другую мелочь, которой по комнатам было разбросано предостаточно. Потом мы сели чаевничать, и она опять начал очень много говорить без умолку. Мне нравилась её трескотня, хотя я и не всё улавливал. Я долго следил за отрезком света, которой через окно всё ближе и ближе подбирался к ней. Она на это не обращала никакого внимания, и поэтому, когда отрезок расползся,и, обнаглев, кинулс ей в лицо, она на момент была ослеплена его яркостью, но потом от тепла и приятности на коже заулыбалась и замолчала. Мы долго смотрели друг на друга: я, молча, и она, щурясь.

Потом я взял её за руку и мы пошли гулять в Летний сад, побродили по Марсовому полю, прошли вдоль Русского музея и выбрались на столь приятственный мне Невский, заполненный до отказа каникулярными людьми, нахлынувшими в нашу маленькую столицу для повышения уровня культуры, ну а в общем-то просто попьянствовать и развеяться. Я ничего не имел против них и никогда не козырял тем, что живу здесь - пожалуйста, приезжайте, места на всех хватит.

В конце концов мы дошли до метро, я чмокнул её так нежно, как только мог, и она поехала домой. А я решил, что надо начинать новую жизнь, но прийдя домой, не уселся за историю, а плюхнулся обратно спать на диван, с которого убежал уже тот кусочек света, который так хорошо недавно играл с сашиными глазами. И опять забыл про витамины.